Кофе со льдом - Страница 13

— Есть, — созналась я, несколько обескураженная напором.

— Уберите подальше. У Нэнси очень шустрые ручки, а Моррис в прошлый раз стащил у врача серебряные часы из кармана. Было очень, очень неловко. Впрочем, нам нужно спешить. У детей скоро обед, а распорядок дня нарушать нельзя. Это подрывает дисциплину.

Признаться, тут я задумалась, почему Эллис назвал эту женщину «кочергой». Уж не из-за несгибаемого ли характера?

Отец Александр с Эллисом благополучно сбежали, бросив нас на растерзание суровой монахине. А она времени зря не теряла. Сразу велела Мэдди выйти на порог отряхнуть накидку от снега — «чтоб не натекло на пол», мне — сделать «лицо построже, а то эти детки вам сразу на шею сядут». Разузнала, что в коробках, что в корзинах, на какую сумму был подаренный чек… Потом обернулась к Лайзо, так и застывшему с коробками в руках, и приготовилась, видимо, и ему сделать замечание. Но он то ли от растерянности, то ли по привычке, вдруг улыбнулся ей и глянул из-под ресниц так, что даже у меня жар прилил к щекам.

Сестра Мария закашлялась, но быстро справилась с собою, выстроила нас в колонну и повела — по коридору темному и холодному, сквозь запахи газа и сырости.

— Не волнуйтесь, там будут не все дети. Только младшие. С четырнадцати мы их устраиваем подмастерьями и помощниками к надежным людям. Мы не бросаем своих воспитанников на произвол судьбы, как в других приютах. И не наживаемся на них. Но к работе приучаем строго! — бубнила монахиня себе под нос. Она производила странное впечатление — отталкивающее и притягательное одновременно. Я никак не могла понять, ненавидит монахиня приютских детей — или же любит, но намеренно держит в строгости, не позволяя себе сказать о них доброго слова даже за глаза. — Только работа может исправить дурную кровь. Отец Александр слишком добр, он любит этих детей, и не хочет помнить о том, что на них скверна от самого рождения. А они думают, что мы живем плохо, и убегают в поисках лучшей доли… Итак, леди Виржиния, подарки я распределю сама, мне лучше знать, у кого какие нужды, — монахиня бросила на меня быстрый взгляд через плечо. — Пирожные все не отдавайте, угостите самыми простыми. Остальные пойдут на десерт. Да, к слову, было бы прекрасно, если б вы остались с нами на обед и показали этим негодникам, что такое хорошие манеры.

— Да, конечно, с удовольствием, — ответила я без малейших раздумий. Во-первых, нам еще надо было дождаться Эллиса. Во-вторых, я все же хотела улучить момент и подловить эту монахиню для разговора наедине. Судя по реакции детектива, он хорошо знал ее; а значит, и она его. — Долго ли нам еще идти?

— Уже пришли.

Монахиня замедлила шаг, а потом и вовсе остановилась — у тяжелой деревянной двери, в самом конце коридора. В наступившей тишине стал отчетливо слышен взволнованный многоголосый шепот. Сестра Мария прислушалась к нему — и нахмурилась.

— Леди, будьте так добры, подождите минутку здесь. Я пока наведу порядок.

— Конечно, — немного растерянно согласилась я. — Если вы настаиваете…

Она вытащила из поясного мешочка на монашеском одеянии небольшой потрепанный молитвенник и, сурово поджав губы, толкнула дверь.

— Джим Уэллс, я все вижу! Нора, Берта, сейчас же наденьте передники! — створки хлопнули, но трескучий голос сестры Марии был слышен даже через толстые дубовые доски. — Лиам О'Тул, живо показывай, что у тебя в мешке? Подарок? Кому подарок? Леди? — В голосе ее появились грозовые нотки. — Дай-ка, я развяжу тесемки… Святой Кир Заступник! Лиам, негодник, ты где взял дохлую крысу?!

— Святой Кир и указал. Самолично, — глухо донеслось до меня смиренное.

Я поспешила отступить подальше, чтоб больше не услышать ничего лишнего. Мэдди беззвучно захихикала — кажется, от волнения. Шум нарастал, становился неразборчивей… А потом вдруг все стихло. Монахиня открыла дверь, шикнула напоследок на детишек и любезно обратилась ко мне:

— Прошу вас, леди Виржиния. Проходите.

Сразу вспомнился первый день в кофейне — не в качестве помощницы леди Милдред, а как полноправной хозяйки. Тогда тоже было очень страшно: как меня примут, не станут ли сплетничать или смеяться, что скажут о бабушке и смогу ли я сдержать слезы, когда о ней заговорят… Но то были взрослые люди; их действия и слова еще возможно предугадать, а значит — и справиться с ними.

Но дети совершенно непредсказуемы.

Когда я вошла, то сразу оказалась под прицелом множества взглядов — напряженных, ожидающих, радостных, предвкушающих, мрачно-настороженных, откровенно злых; только скучающих не было.

— Дети, поприветствуйте леди, — приказала монахиня и угрожающе похлопала по ладони молитвенником.

— Здравствуйте, леди Виржиния, — откликнулся нестройный хор голосов.

Лохматый мальчишка лет двенадцати-тринадцати, голубоглазый, с золотисто-рыжими вихрами, слегка напоминающий Эллиса лисьей остротой черт, напоказ зевнул и отвернулся, сунув руки в карманы штанов.

Глубоко вздохнув, я постаралась представить, что нахожусь у себя в кофейне, и дружелюбно улыбнулась:

— Добрый день. Я очень рада, что смогла сегодня приехать к вам…

— А уж мы-то как рады, — пробурчала смуглая чернокосая девчонка в мятом сером платье с наспех повязанным передником. — Ну, может, хоть пожрать чего принесла…

— Нора! — еле слышно прошипела сестра Мария.

Девчонка тут же сделала наивно-глупые глаза и, ступив вперед, выпалила:

— Леди-позвольте-вам-рассказать-стих-пронашужизнь! — последние слова вообще слились в одно. — Мы едим пустую кашу и на завтрак, и на ужин! С каждым годом поясочки мы затягиваем туже! Подзаборные собаки — даже те счастливей нас! Леди, дайте нам монетку, это наш последний шанс! — и она присела в неуклюжем реверансе.