Отсюда вытекал и список гостей — старые знакомые, друзья семьи, несколько влиятельных персон, добрые отношения с которыми пошли бы на пользу делам и укреплению положения в обществе, два-три врага, которым неплохо было бы утереть нос — к примеру, дядю по маминой линии… Почти все — аристократия, древняя кровь. Для развлечения нужно было пригласить кого-то из людей искусства. Эрвина Калле, пожалуй, Эмили Скаровски и Луи ла Рона. Знаменитый на всю Аксонию художник, популярная романистка да самый известный в Бромли репортер, в том числе освещающий светские хроники — чем не культурная программа вечера? Вместе с леди Вайтберри и леди Клэймор они не дали бы гостям заскучать. А вот приглашение новоиспеченной четы Уэстов, Лоренса и Джулии, было бы уже лишним — слишком эпатажные фигуры в свете обвинений, предъявленных недавно этому семейству.
Мне, знавшей истинную подоплеку истории, подобные суждения казались оскорбительными. Но я прекрасно понимала, что есть время для бунта и есть время для ритуальных плясок.
Ужин по случаю двадцатилетия графини Эверсанской и Валтерской — это ритуал.
Но, Святая Роберта, как же мне хотелось бунта!
Ведь мое двадцатилетие — это не просто юбилей, круглая дата. Это настоящее совершеннолетие, не формальное, какое было в восемнадцать; это мое доказательство себе, что я могу жить сама, без опоры на кого-либо. Это мой первый год в одиночестве — в трауре после бабушкиной смерти, в эйфории от свалившейся на меня свободы поступать как вздумается, в невыносимой тяжести первых ошибок и в опьянении от первых побед.
Я находила друзей и теряла их, брала ответственность за чужую судьбу в свои руки, старалась не засыпать над занудными цифрами бухгалтерских книг, балансировать между вызовом обществу — и ролью леди, гнала от себя дурман романтики и поддавалась ему на одну-единственную ночь маскарада…
Я училась быть собой.
И поэтому на праздник в честь двадцатилетия так хотела созвать, не тех, кому должнобыть там — но тех, кто был со мною весь этот год. Тех, кто сделал меня мною.
На мгновение прикрыв глаза, я выдохнула — и достала из стопки бумаги еще один чистый лист.
Через час на моем столе лежали два списка гостей — для званого ужина и для встречи в кофейне.
В самом верху первого значилось «маркиз Рокпорт».
Второй открывало имя Эллиса.
Кажется, это было правильно.
С тех пор, как я подготовила списки гостей, прошло три дня. До официальной рассылки приглашений оставалось еще примерно полнедели. Но людей со второго листка я начала потихоньку зазывать сразу же, по мере того, как они приходили в кофейню. Их было немного, и некоторые из них оказались сразу в обоих списках — как Эрвин Калле, например, или Глэдис. Кое-кто в «Старое гнездо» не заглядывал вовсе — взять хотя бы Лоренса и Джулию Уэстов, лишь недавно вернувшихся из свадебного путешествия. Их приходилось навещать, чтобы пригласить лично.
А на сегодняшний вечер у меня был намечен визит Эллиса — и разговор о расследовании… и не только.
— Леди Виржиния, все двери мы закрыли, кроме черного хода, — сообщил Георг, неодобрительно поглядывая на меня; причина его недовольства была ясна как день, но менять решение я не собиралась. — Вы уверены, что хотите, чтобы я проводил миссис Хат? Ведь тогда вы останетесь здесь в одиночестве.
— Ничего, со мною будет Мэдди, — улыбнулась я.
Мадлен задергивала занавески, беззвучно напевая что-то себе под нос — получались у нее только забавные шипящие звуки, но мы все уже привыкли к этому — и слегка приплясывая в такт. Но когда она меня услышала, то обернулась к Георгу, стукнула себя кулачком в грудь, указала пальцем на меня и состроила воинственную рожицу.
Георг поджал губы.
— Да, Мадлен, мы знаем, что ты готова защищать леди Виржинию до последнего. Однако мне все равно хотелось бы убедиться в том, что она благополучно отбыла домой, а лишь потом ехать самому.
— Глупости, — отмела я все возражения решительным жестом. — Вам действительно стоит проводить миссис Хат. Она плохо чувствует, и я беспокоюсь о ее здоровье. Она сегодня теряла сознание — от духоты на кухне, по ее словам, но ведь раньше за ней такого не водилось! А вы единственный, кто можете о ней позаботиться, и мне еще приходится вас уговаривать, — покачала я с укором головой. — Что же до меня, не извольте беспокоиться. Во-первых, мы же не пойдем бродить по городу, а просто посидим в кофейне. Во-вторых, мистер Маноле уже сидит на кухне и ждет лишь моего приказания — как велю, так сразу отправимся в особняк. В-третьих, скоро придет детектив Эллис, а уж с ним мне точно ничего не страшно.
— Одна, наедине с двумя мужчинами?
Голос у Георга посуровел.
— Мэдди побудет моей дуэньей.
— Мадлен сама — наивная, беспомощная девушка! — вспылил Георг. «Наивная, беспомощная девушка» развернулась резко, как змея, и грозно уперла руки в бока. Взгляд ее не обещал Георгу ничего хорошего. — Как она может уберечь вас от… от…
— У-у, мистер Белкрафт, не знал, что вы мне настолько не доверяете.
— Эллис!
— Мистер Норманн!
— Да-да, это я, всеми обожаемый, везде обсуждаемый и страшно голодный, — ослепительно улыбнулся детектив. — Мистер Белкрафт, не извольте волноваться. Идите уже провожать миссис Хат, а то она сидит на кухне с таким неприкаянным видом, что аж сердце кровью обливается. Честное джентльменское… нет, так вы мне не поверите… готов поклясться своим полугодовым жалованием, что в моем обществе леди Виржинии ничего не грозит, — подмигнул он мне. — Ну, а в крайнем случае она всегда может откупиться от меня каким-нибудь пирогом. Или еще чем-нибудь вкусным.